Алла Войская. Родилась в Москве. Студентка Литературного института им. Горького. Пишет прозу и литературную критику. Публиковалась в журналах «Юность», «Кольцо А», «Нижний Новгород», «Формаслов», «Лиterraтура», а также в газете «Литературная Россия». Лауреатка премии «Русское слово» (2017), финалистка премий «Литблог» (2019) и «БЛОГ-ПОСТ» (2020). Ведет литературно-критический проект «СКАЛА».

Жизнь дающая — жизнь отнимающая

Мо Янь. Лягушки / Пер. с китайского И.А. Егорова. М.: Эксмо, 2020

Роман «Лягушки» нобелевского лауреата Мо Яня увидел свет в 2009-м году, но российский читатель получил возможность прочесть этот текст лишь в 2020-м.

Перевод романа был встречен крайне скромным количеством отзывов и рецензий. Литература Китая до сих пор остается экзотикой для наших читателей, даже если речь идет об авторе, получившем главную писательскую награду. Да и тема романа — судьба акушерки в забытой богом китайской провинции — не обещает чего-то особо интригующего.

Но Мо Янь не был бы Мо Янем, если бы не наполнил заурядный сюжет о родном дунбэйском Гаоми легендами, сказаниями, гротескными деталями и едкой сатирой на тему политики ограничения рождаемости в Китае.

Роман «Лягушки» написан в эпистолярной форме — главный герой, Кэдоу, пишет письма наставнику, японскому писателю Сугитани, и излагает историю жизни свой тетушки — Вань Синь. Параллельно Кэдоу работает над пьесой о тете, помещенной в конце романа.

Тетушка Вань Синь — дочь бравого коммуниста, яро преданная Партии. Подобно отцу, она выбрала медицину и помогла появиться на свет десяти тысячам китайских детей. Но долг перед Партией порой превалирует у нее над человечностью. Когда в Китае начинается компания по сокращению рождаемости, Вань Синь не щадит ослушавшихся закона беременных и принудительно ведет их на аборт даже на поздних сроках. Вань Жэньмэй, жена главного героя, самовольно снявшая противозачаточное кольцо, умирает от тетушкиных рук во время неудачной операции. Подобно богине (в народе Вань Синь прозвали бодхисаттвой), она и дарует жизнь, и ее отнимает.

В романе есть роковой контраст между высокими помыслами и низменными делами: Вань Синь стоило быть полководцем или министром, а она воюет с деревенскими повитухами и женщинами, рожающими вопреки воле правительства. «Тетушка, я правда преклоняюсь перед тобой. — Будь ты мужчиной, могла бы армиями командовать», — говорит ей Вань Жэньмэй. Порою тетушка агрессивно вмешивается в жизнь своих близких, например, когда сватает Кэдоу свою помощницу по прозвищу Львенок.

Вань Синь — сильный, во многом феминистский образ. Она курит, открыто говорит с юношами о женской физиологии и сокрушается насчет того, что мужчины ценятся выше женщин. «Вот уж диво дивное, — раздраженно откликнулась тетушка. — Как женщина родит девочку, мужчины пригорюниваются, а как корова принесет телочку — улыбаются во весь рот!».

Интересно, что прототипом тетушки Вань Синь является настоящая тетя Мо Яня, однако автор подчеркивает, что характеры тетушки и ее романной героини не тождественны:

«В моем последнем романе — “Лягушки” — фигурирует образ моей тетушки. После присуждения мне Нобелевской премии множество журналистов стали осаждать ее с просьбами дать интервью. Поначалу она терпеливо отвечала на вопросы, но вскоре ей это страшно надоело, и она сбежала в уездный город, чтобы укрыться у сына. Я действительно писал роман с нее, но моя тетушка отличается от героини романа, как небо и земля. В романе она своевольна и деспотична, а иногда действует чуть ли не как разбойник с большой дороги, а моя тетушка в жизни доброжелательна и приветлива, образец жены и любящей матери».

К старости романная тетушка начинает мучиться угрызениями совести. Лягушки, символически расставленные по всему роману, напоминают ей убитых младенцев, вернувшихся, чтобы отомстить. В Китае лягушка считается символом богатства и долголетия, однако Мо Янь доводит этот образ до абсурда. В романе лягушки — это и аристофановские насмешницы, и убиенные младенцы, и даже «прародители рода человеческого». «Почему прародительницу человечества зовут Нюйва? То, что «ва» из «Нюйва» и «ва» лягушка звучат одинаково, говорит о том, что прародительница человечества была большая лягушка, что человечество развилось от лягушки, а теория развития человека от обезьяны абсолютно ошибочна…»

Политика «Одна семья — один ребёнок» проводилась в Китае вплоть до 2015 года, однако впоследствии китайское правительство осознало разрушающие последствия подобных мер. Но дело сделано — и ничего уже не вернуть назад. Это понимает и Вань Синь, на руках которой несмываемая кровь жертв принудительной стерилизации.

Несмотря на весь свой «феминизм», Вань Синь находится в таком же подчиненном положении по отношении к государству, как женщина по отношении к мужчине. Но даже преданность Партии не спасает ее от репрессий во времена Культурной революции.

В романе невольно всплывает тема разницы поколений. Если вся жизнь тетушки направлена «во вне», на нужды государства и общества, то ее племянник Кэдоу больше ориентирован на частную жизнь — семью и литературное творчество.

Поколение строителей коммунизма, в том числе и Вань Синь, вершило большие дела — и оно же расплачивалось за свои роковые ошибки. Читателю куда интереснее наблюдать за былыми приключениями тетушки, чем читать о заботах Кэдоу. Похожий мотив есть и в советском фильме «Крылья» (1966), рассказывающем об отношениях летчицы, героини войны, со своей дочерью. Если советское военное поколение, поколение сороковых, ставило во главу коллективность и жертвенность, то «шестидесятники» уже куда больше думали о собственном комфорте и благополучии. Порой Китай кажется нам другой планетой, но, если приглядеться, история Советского союза и КНР имеет много схожего.

Фоном большинства романов Мо Яня выступают печальные страницы истории Китая: в «Устал рождаться и умирать» это коллективизация и Культурная революция, в «Красном гаоляне» — японская оккупация, в «Лягушках» — масштабная кампания по ограничению рождаемости в стране.

Сила текстов писателя состоит в органичном сочетании трагедии и гротеска. И в этом бесконечном чередовании трагического и комического видится жизнь, в которой временами самые драматичные события наполняются абсурдом и смехом. Трагедия у Мо Яня предстает не в виде пафосных речей и заломленных рук, а как неотъемлемая часть повседневности, что делает его романы по-настоящему живыми и настоящими.